|
|
|
|
|
|
|
|
ИСТОРИИ |
|
|
Моя юность - выбор пути
Юность, – это судьбоносный период жизни, и порой даже незначительные ее события могут оказать заметное влияние на дальнейший жизненный путь. Сразу это незаметно, но спустя десяток лет ты оглядываешься назад и видишь прожитые годы уже именно как жизненный путь, видишь вектор развития жизни. Только тогда начинаешь понимать, что же определило ее направление. Я помню один из дней, который, внес такую лепту в мою судьбу. Было это еще в школе, примерно, классе в седьмом. Шел урок физики. Мы проходили тему электричество. Я сидел за своей четвертой партой справа, в среднем ряду. Урок вела Марина Валерьевна Зандина. Про Зандиных можно было бы рассказать отдельную историю. Дело в том, что Марина Валерьевна окончила пединститут и училась там у моего отца, преподавателя физики. Ее родной брат Костя учился в нашей школе, на класс младше меня. А ее мать, Вера Петровна, вела у нас биологию и была завучем школы. Она когда-то учила мою маму в средней школе (на левом берегу, на улице Космической). Так что наши семьи достаточно сильно переплетены взаимными педагогическими связями. Вера Петровна Зандина – человек необычайной судьбы. Она пережила блокаду Ленинграда. В блокаде она потеряла зрение, но со временем зрение удалось вернуть. Так вот, помню, как-то сидел я на уроке физики и лениво слушал речь учительницы о том, где в природе и в повседневной жизни мы можем встретить проявление электричества. Все ничего, но тут она упомянула о шаровой молнии и добавила, что природа этого явления до сих пор остается неразгаданной. Эти слова как-то выдернули меня из болота обыденности. Она продолжала дальше раскрывать тему, а я углубился в мысленные поиски всего, что мне было известно о шаровой молнии. Выяснилось, что в памяти у меня было только два свидетельства очевидцев, которые видели это явление своими глазами, и я слышал их рассказы лично. Первый случай рассказывал один знакомый моих родителей Юрий Иванович Кулаков. Личность просто легендарная и достойная отдельного повествования. Упомяну, что это известный не только в Академгородке, но и далеко за его пределами физик, ученик лауреата Нобелевской премии Игоря Евгеньевича Тамма. Юрий Иванович – автор "Теории Физических Структур", которая обобщает физические (и химические) законы и представляет собой фундаментальное переосмысление устоявшихся взглядов на законы природы. Когда мне было лет семь, Юрий Иванович был у нас в гостях и рассказывал о своей поездке на Соловецкие острова. Он показал нам свои слайды с этой поездки и рассказывал много интересных историй. Одна из них запомнилась мне особенно. Как-то, будучи проездом в Москве, он, скрываясь от дождя, зашел в один из храмов. Спустя некоторое время через открытые двери храма внутрь влетела шаровая молния. Все присутствующие отпрянули от нее. Но тут один служитель, взяв метлу, принялся выгонять ее прочь. Удивительно, но шаровая молния, пройдя в воздухе круг, вылетела на улицу, не причинив никому вреда. Вторую историю о шаровой молнии рассказал мне мой дед (деда Петя). Дело было в верховьях Енисея. Он тогда был десятилетним мальчишкой. Моросил мелкий дождь. Он с кем-то из взрослых ехал на телеге вдоль длинного склада лесоматериалов прямо под открытым небом. Где-то выше по течению Енисея лес валили и сбрасывали в реку. А тут бревна вылавливали и складировали для просушки, дальнейшей транспортировки и переработки. Дед сидел сзади и вдруг услышал крики где-то спереди. Он оглянулся и увидел, как над штабелями бревен парит светящийся шар, размером с футбольный мяч. Он медленно летел вдоль берега, несмотря на ветер, дувший поперек. Через несколько секунд шар подлетел к бревнам и взорвался. Бревна загорелись. Начался пожар. К счастью его быстро потушили водяной струей со специального пожарного катера. Вернувшись домой после школы, я первым делом достал энциклопедию, чтобы посмотреть, что там сказано о шаровой молнии. Мне просто не верилось, что в наш век космических кораблей и атомной энергии остались еще какие-то неразгаданные тайны природы. Выяснилось, что дело обстоит именно так. С этой минуты я потерял покой. Меня переполняло горячее желание разобраться с тем, что же представляет собой эта загадочная шаровая молния. Предстояло разобраться еще очень во многом, чтобы открыть ее секрет. Наверняка достойные ученые пытались сделать это, но, судя по всему, никто из них так и не достиг результата. Я понял, что вот так за "раз-два" у меня тоже ничего не получится, и настроился на долгую и серьезную работу. У меня появилось первое смутное понимание, чему можно посвятить свою жизнь. С этого дня постепенно область моих интересов склонилась к физике и электротехнике. За пару лет я собрал объемистый материал с описаниями очевидцев шаровой молнии, а также несколько теоретических работ о ее природе. Кроме этого, оказалось, что многие учащиеся нашей школы были свидетелями этого явления. Примечателен один случай, когда ее наблюдала целая толпа народа на летней площадке во дворе нашей школы. Среди них – несколько моих одноклассников. Удивительно, но шаровая молния проявляла порой противоречивые свойства. Кроме того, никто не смог получить ее в лабораторных условиях. Некоторые ученые вообще склонялись к тому, что это плод воображения или фантазия. Все это еще более подстегивало мой, и без того большой, интерес к этому явлению. После восьмого класса (а учились мы 10 лет), когда до окончания школы оставалось два года, я понял, что мне пора уже как-то определяться в жизни – кем мне становиться, какую профессию выбрать. Мне была интересна наука. Я с интересом увлекался и химией, и биологией, и геологией, и астрономией и другими науками. Но с большим отрывом впереди стояла физика. Ну, а поскольку физика очень тесно связана с математикой, то этой науке я тоже уделял большое внимание. Меня всегда привлекал практический аспект в науке. Изучая какой-то закон или свойство, я прежде всего пытался понять – как это можно использовать, что интересного на этой основе можно создать, какой эксперимент поставить. Начиная с девятого класса я начал активно изучать математику и физику. Причем объема школьного курса мне было мало. Это было слишком скучно для меня. Я начал решать задачи из журнала "Квант" и изучал книги из богатой библиотеки отца. Параллельно с учебой в школе я поступил на физическое и математическое отделение заочной Физико-Математической Школы (ФМШ) при НГУ. Одновременно я поступил на физическое и математическое отделения ФМШ при МГУ. Правда, через два месяца я понял, что просто захлебываюсь в заданиях и оставил учебу в ФМШ при МГУ. Письма туда и обратно шли слишком долго. Кроме всего этого, по воскресеньям я посещал занятия в Воскресной Школе при НГУ по математике и физике. Задачи из "Кванта" поначалу обескуражили меня своей сложностью и нестандартностью. Я не мог найти подход ни к одной из них. Это сильно угнетало меня. Я сомневался в том, что все это мне под силу. Но, занимаясь день за днем, примерно через месяц, я одержал первую победу. Это прибавило мне энтузиазма. Я с удвоенной энергией углубился в изучение наук. Уже тогда я начал понимать, что для решения таких задач совсем не нужно, а порой и бесполезно "напрягать извилины" в буквальном смысле. Здесь нужно блестящее знание теории, а также некоторая интуиция. Нужно чувствовать предмет изучения. Нужно чувствовать физические законы, математические правила и теоремы. Нужно также прочувствовать и задачу. Нужно, скорее, не сконцентрироваться и напрячься, а наоборот, расслабиться и взглянуть на происходящее как бы со стороны, "легко" и спокойно. Как ни странно, вскоре приходило прояснение или озарение. Оно приходило как будто извне. Но это прояснение давало мне определенные ниточки, которые почти всегда приводили к ответу. Через несколько месяцев я щелкал задачи, как семечки. Однажды зимой на доске объявлений в Воскресной Школе появилась информация о предстоящих олимпиадах по физике и математике. Я не считал себя продвинутым учащимся. По крайней мере, я предполагал, что среди других учеников уж точно найдутся такие, которым уровень олимпиад по плечу. Тем не менее, мне было интересно узнать, что вообще предлагают на этих олимпиадах и я решил пойти. Дома мама сказала мне, чтобы я сильно не напрягался и вообще особенно не принимал близко к сердцу все, что там будет. Оценок там никто не ставит, результаты ни в какой аттестат или журнал не пойдут. Я пришел на олимпиаду по физике. Получив задание, я долгое время просто сидел и размышлял над ними, даже не помышляя о том, чтобы приступить к решению. Но вот, вскоре, у одной из них я уловил ключик к решению. Она оказалась несложной. Вторая показалась мне любопытной, но сложной. Возникло предположение о том, как можно попробовать искать решение. Я набросал решение на черновике. Первые две задачи, вроде бы, как-то решены. Вторая с сомнением. Но всего две из пяти – это совсем никуда не годится, решил я. Похоже, все-таки, я еще мало набрал опыта. Я принялся за третью задачу. Грыз-грыз ее, бросил. Взялся за следующую, там тоже что-то невероятно сложное. Ну, а последняя оказалась мне знакома, похожую я встречал в "Кванте", и я ее решил. Я не собирался тут долго засиживаться и решил пойти домой. Когда я проходил мимо преподавателя, он спросил, готово ли у меня решение. Я ответил, что так – только наброски. Он сказал, что и черновики можно сдать, только нужно подписать фамилию и номер варианта. Я так и сделал. В общем, уходил я одним из первых и весьма опечаленный. Я понял, что уровень НГУ для меня еще слишком высок. Мне удалось решить, если так можно выразиться, неполные три задачи. Вторая осталась в незавершенном состоянии. Вскоре была еще одна олимпиада – по математике. Там я прорешал примерно так же. В итоге, я решил впредь не посещать эти олимпиады, а лучше заниматься дома. Спустя неделю на доске объявлений в Воскресной Школе появились результаты зимних олимпиад. Вокруг столпилась толпа народу. Увидеть что-то было очень сложно. Но я решил все-таки взглянуть, кто хоть там победил, хотя и не знал фамилий своих соучеников. Каково же было мое изумление, когда я увидел там свою фамилию! Причем не в одном месте, а в двух! По физике я занял второе место, а по математике - третье. Сначала я просто не поверил своим глазам и отошел в сторону, прогулялся несколько минут вокруг и потом снова вернулся посмотреть объявление. Все точно! Я вышел в тройку победителей в обеих олимпиадах. Мир просто перевернулся с ног на голову. После занятий я снова подошел к вывеске и убедился, что мне не померещилось. Надо сказать, это было хорошей наградой за мой упорный труд, за усердную учебу. Дальше я продолжал держать тот же ритм и весной вновь участвовал в олимпиадах, заняв первое и второе места. Математика у меня снова была на шаг позади физики. Я уже говорил, что меня всегда привлекала практическая сторона в науке. Мне нравилось пробовать все своими руками, проектировать физический эксперимент, получать необычные и неочевидные результаты. Одним из самых зрелищных и поразительных экспериментов был трансформатор Тесла. Трансформатор Тесла – это высоковольтный, высокочастотный трансформатор. Первичная и вторичная обмотки его представляют собой индуктивности двух колебательных контуров, настроенных на одну частоту (в резонанс). Один контур имеет маленькую индуктивность, но большую емкость, а другой наоборот – большую индуктивность и маленькую емкость. В результате при подаче на первый колебательный контур высоковольтного разряда от автомобильной катушки зажигания, во втором контуре возникал всплеск высокочастотного сигнала очень высокого напряжения (более ста тысяч вольт!). Ключевой момент тут заключается в том, что высокое напряжение было высокочастотным (порядка 1 МГц). Ток такой высокой частоты несколько иначе распространяется в проводниках. Он вытесняется из глубин проводника на его поверхность. Таким образом, если рассматривать в качестве проводника человека (ток там небольшой), то ток идет только по поверхности кожи, а внутри его нет вообще. Это значит, что человек не почувствует действия этого тока. Настроить такую установку очень непросто. Требовался точный расчет параметров колебательных контуров, а затем длительная и трудоемкая настройка их в резонанс. Пожалуй, в этом и заключается основная сложность данного эксперимента. Внешне все выглядело следующим образом. Я подавал на катушку зажигания периодические импульсы от релаксационного генератора на основе неоновой лампы. Искры в разряднике первичного контура трещали очень громко. Вторичная катушка стояла вертикально и имела высоту около 40-50 см. Сверху был округлый электрод из алюминиевой крышечки от коробочки диафильма. При приближении к ней любого металлического предмета, например ложки или монетки на расстояние 6-8 см, возникала большая электрическая дуга. Причем металлический предмет можно было просто держать руками, током от этого не било, потому что, ток шел по поверхности кожи. Напряжение было очень высоким. Люминесцентные лампы, находящиеся в комнате светились сами собой. Можно было взять такую лампу в руки в темноте, от этого она светилась еще ярче. Она выглядела, как светящийся меч. Лампы светились даже в соседней комнате, но уже значительно слабее. Можно было, конечно поднести к электроду голую руку, но было болезненное ощущение от того, что разряд входил в кожу в точке и концентрация тока при этом была высокой. Термическое воздействие было значительным, ощущение болезненным. Поэтому проще было рассредоточить входящий в тело ток посредством любого проводящего предмета с заметной площадью поверхности. Непосвященный человек, как правило, смотрел на это просто разинув рот и потеряв дар речи. Ко мне приходили в гости одноклассники и я показывал им этот эксперимент. Самое ошеломляющее зрелище было, когда я зажигал от этого разряда бумагу или резал им стекло. Я брал предметное стекло от микроскопа и медленно подносил его в зону разряда между катушкой и рукой с ложкой. Первое время разряд "облизывал" стекло снаружи, но вскоре в стекле появлялась светящаяся точка, и разряд проходил через нее. Эта точка медленно перемещалась в направлении сокращения длины разряда. В конечном итоге, так можно было пройти через всю стеклянную пластинку, она не распадалась на две части только потому, что ранее пройденные участки уже остыли и затвердели. Оставался лишь оплавленный шов. Кроме трансформатора Тесла я делал еще массу других разнообразных и интересных экспериментов по оптике, радиоволнам, механике, акустике, ну и, конечно же, электричеству. Например, я делал фотографии в ультрафиолетовом диапазоне, измерял длину свободного пробега электронов в разряженном воздухе, изучал спектры свечения газовых разрядов и солнца, сжижал пропан в шприце, делал опыты с поляризацией света. Я изучал пинч-эффект в электрических разрядах при пониженном давлении. Читатель, наверное, уже заметил, что я проводил много экспериментов с высоким напряжением. Можно подумать, что удары током превратились для меня в обыденность. Отнюдь нет. Был только один эпизод, когда я основательно попал под напряжение. Пожалуй, расскажу об этом поподробнее. Дело было весной 1985 года, когда я учился в 9 классе. В то время я изучал слабые свечения бесконтактных разрядов, возникающих в трубке с откачанным воздухом с надетыми на нее электродами в виде широких колец снаружи. Свечение было очень слабым, и я наблюдал его в темноте. Установка стояла на столе. Я сидел на стуле и внимательно разглядывал структуру светящейся области. К кольцевым клеммам на лампе подходило напряжение переменного тока амплитудой около 300 вольт. Причем напряжение это формировалось трансформатором с незаземленной клеммой. Это значит, что можно было безопасно прикоснуться к одной клемме или к другой клемме. Нельзя было лишь прикасаться к ним одновременно. И вот я увлеченно наблюдаю, как колышется, словно северное сияние, слабое голубое облачко внутри лампы. Свечение возникало в области между электродами. Я придерживал лампу руками с обеих сторон. Как потом оказалось, при этом я прикоснулся к одной клемме. Вторая рука была совсем близко от второй клеммы. Я настолько отвлекся от мыслей об осторожности, что думал только о свечении. Внезапно я ощутил сильнейший удар, и меня всего сковало невероятное напряжение мышц плечевого пояса. Я слышал гудение во всем теле и чувствовал, как с каждой секундой меня затягивает в какой-то страшный узел. Мышцы ужасно ломило от напряжения, и терпеть долго это было невозможно. Дыхание стало прерываться, а в глазах возникали непрерывные белые вспышки. Я понимал, что нужно срочно освободиться. Но никакие попытки не помогали мне оторвать руки от клемм. Они совершенно меня не слушались, они были неуправляемы, их сковало в страшном спазме. Стало ясно, что ситуация критическая. Нужно было сделать хоть что-то. Грудная клетка тоже была словно стянута обручем. Но оставались свободными спина и ноги. Я быстро встал и резким наклоном туловища ударил закованным в клинч корпусом об угол стола. Лампа лопнула, электроды слетели, их замкнуло, вырубило предохранитель. Я стоял в темноте. Звенящая тишина оглушила меня, я уже почти задыхался. На вопрос родителей из соседней комнаты, крикнул только, что это просто упала лампа. Включил свет, сел на диван. Ощущалась невероятная усталость. Как будто я разгрузил десять тонн кирпичей. На руках остались небольшие кровоточащие ранки с черным и белым налетом вокруг. Попытался осмыслить произошедшее. Я понял, что был совсем близко от смерти. По своей собственной глупости, по наивности. Стоят ли все эти эксперименты человеческой жизни? Стоит ли всем этим заниматься, если ты не обладаешь достаточной осторожностью и аккуратностью? Нет! Нет! И еще раз нет! Я решил на неопределенный срок прекратить все эксперименты вообще. Такой мораторий. Я просто учился, решал задачи, читал книги. Но при этом я каждый день заново и заново переосмысливал свое беспечное отношение к такой серьезной опасности как электричество. Надо сказать, что этот случай заставил меня заново пересмотреть жизненные приоритеты. В любой ситуации в первую очередь необходимо определиться с фактором безопасности. Ведь опасностей в нашей жизни очень много. Сейчас я столкнулся лишь с одной из них. А сколько их еще? Необходим комплексный подход к этому вопросу. Я серьезно изучил правила электробезопасности, прочитал массу случаев об инцидентах с электричеством. Из этого я почерпнул много опыта. Спустя месяц я, наконец, подвел некоторый итог. Определяющим фактором моего поведения в домашней лаборатории и в жизни вообще стала теперь, во-первых, – осторожность, а во-вторых – аккуратность. Все в жизни нужно стараться делать внимательно и аккуратно. И то и другое предполагает серьезное отношение к тому, что делаешь. Можно заниматься сколько угодно опасными работами, но только в том случае, если ты реально представляешь возможные последствия неправильных действий. Каждое движение должно контролироваться и быть осмысленным. Каждое действие должно иметь ясное обоснование. Мыслить в такой ситуации нужно спокойно и четко. Никакой суеты или спешки. Предварительно нужно определиться с конкретной целью – чего я хочу достичь. Ничего нельзя делать наспех или "абы-как". Я миллион раз мысленно проиграл разнообразные ситуации, в которые я бы мог попасть, работая с высоким напряжением. И у меня появились устойчивые рефлексы. Например, когда я включал питание какой-то своей установки или подсоединял находящийся под напряжением провод, то делал это как сапер, аккуратно и уверенно и обязательно одной рукой. Вторая рука при этом находилась за спиной. Я не мог даже помыслить о том, что это можно сделать как-то иначе. Никакой частью тела я не касался токоведущих предметов. Всегда заранее было приготовлено пространство для опыта. Всегда предварительно я наводил порядок. Необходимые инструменты и приборы были аккуратно разложены в продуманном порядке. Только так! Эксперименты постепенно возобновились. Должен сказать, что с тех пор я ни разу не получил ни одного удара током. Такой подход к работе с электричеством сохранился у меня и по сей день. Меняя дома розетку или выключатель, я почти всегда делаю это под напряжением. Внимательное и аккуратное выполнение опасных работ прочно привилось ко мне. Например, позже я стал заниматься альпинизмом и там я очень интенсивно использовал полученные навыки работы в условиях опасности. В общем, за последние два года школы опыт я приобрел многогранный. После окончания школы были вступительные экзамены в НГУ. Я поступил на физический факультет, пойдя, таким образом, по стопам отца. Меня по-прежнему влекла идея раскрыть тайну шаровой молнии, хотя сфера интересов в физике была достаточно широка. Однажды, когда весь первый курс направили на сельскохозяйственные работы по уборке картошки, я случайно услышал по местному радио репортаж о, якобы, раскрытии тайны шаровой молнии. Когда я услышал анонс этой передачи, у меня внутри все упало, руки опустились. Казалось, смысл жизни померк. Потом началась сама передача. Коротенькая. Всего пять-семь минут. Девушка-корреспондент рассказывала о своем посещении одной из лабораторий Института Теплофизики СО РАН в Академгородке. Позже, когда у нас уже началась учеба, я договорился с одним из преподавателей, чтобы он провел меня в ту самую лабораторию Института Теплофизики. И я там побывал. Оказалось, что никакого отношения к шаровой молнии их опыты не имеют. Они проводили электрические разряды в быстро вращающейся газовой среде при пониженном давлении. Газ содержал примеси горючих углеводородов. Когда установку запускали и включали разряд, в цилиндре возникало веретенообразное свечение и при некоторых параметрах эксперимента оно приобретало сферическую форму. Внешне это было очень похоже на шаровую молнию, но она могла существовать только при пониженном давлении и только, пока подавалось электропитание. После отключения все мгновенно гасло. Я так и думал! Иначе и быть не могло. А то бы такое открытие стало известно на весь мир. Все снова встало на свои места. Во время учебы в университете я не мог оставить свои эксперименты и занимался ими по мере возможности. Я взрывал жидкий кислород, проводил электрические разряды колоссальной мощности в жидкой среде, пытался разогнать пылинку до космической скорости, сделал мощную электромагнитную пушку, взрывом напылял металл на стекло и т. д. Описывать их все слишком долго, да и неспециалисту это будет неинтересно. Весной начали приходить повестки в военкомат. В то время Горбачев отменил протекцию от армии для студентов университетов. Летом почти весь наш курс "загремел" в армию. Я попал служить в Казахстан, в Ракетные Войска Стратегического Назначения (РВСН). Наша дивизия располагалась в 150 км южнее Семипалатинска, в местечке Жангиз-Тобе (Георгиевка-2). Оказалось, что там имеется приличная библиотека. Чтобы совсем не одеревенеть от армейского маразма я частенько посещал ее. Перечитал массу классической литературы, Стругацких, Шукшина, Тургеньева. Попадалась и техническая литература. Я брал и журналы "Радио", "Науку и жизнь", "Технику молодежи". Однажды библиотекарь предложила мне одну книгу по цифровой электронике. Правда, читать ее можно было только в читальном зале. Я несколько дней читал ее. Позже, поскольку я был завсегдатай библиотеки, мне разрешили взять ее с собой. Тема книги была для меня совершенно незнакомой. Читал я ее внимательно и не спеша. Многие вопросы, излагаемые в книге, я переписывал в блокнот и тщательно с ними разбирался. И так все дальше и дальше. И вот, в один прекрасный день я перелистнул последний лист книги. Я закрыл ее и понял, что у меня не осталось ни одного неясного вопроса. Мне было понятно ВСЕ! Я как будто окунулся в новый интересный мир, который открывал бескрайние возможности для научного творчества. По субботам нас водили в клуб и показывали кино. В основном фильмы были про войну или про милицию, но однажды в мозгах наших военачальников произошло какое-то замыкание, и нам показали цветной американский фильм "Короткое замыкание". Фильм про талантливого конструктора и электронщика, создавшего в секретной военной лаборатории боевого робота. Этот робот оказался хитрющим и проявляющим порой человеческие качества. Он сбежал из лаборатории, его везде искали, в том числе и его создатель. Было приказано его уничтожить. В конце концов, парень нашел свое "чадо" и попутно познакомился с очаровательной девушкой. Он спрятал и сохранил своего робота. В общем, "хеппи-энд". Наверное, после серости и ограниченности остального репертуара наших фильмов, этот фильм показался мне лучом света в темном царстве. Я как раз был под впечатлением от осознания перспектив цифровой электроники. И этот фильм многократно подхлестнул этот интерес. Мне хотелось приобщиться к этому волшебному цифровому миру. Меня неудержимо тянуло попробовать сделать что-нибудь своими руками. В армии такой возможности у меня не было. Я мог лишь спроектировать что-то теоретически, т.е. нарисовать схему устройства с использованием тех или иных микросхем. Таких идей накопилось множество. Когда я демобилизовался из армии, у меня было целое лето, чтобы попробовать все это реализовать. Первые схемы начали работать сразу же после подпайки последнего проводка. Все получалось легко и быстро. Это настолько вдохновило меня, что я, забыв про все на свете, делал новые и новые эксперименты, новые и новые устройства. Вот в августе подошла пора восстанавливаться в университет. Мне нужно было сдавать историю КПСС. С историей КПСС у меня была такая история. Как-то зимой, еще на первом курсе, я сидел в комнате общежития и слушал по своему приемнику "Россия-303" передачу радиостанции "Голос Америки" из Вашингтона. Шел 1987-й год. В те времена западные радиостанции глушились советскими властями, не давая гражданам получать политическую информацию извне. Но запреты, как это часто бывает, еще более подхлестывали интерес людей к этой информации. Мой отец слушал западные радиопередачи, и я тоже с интересом узнавал из них о различных событиях в мире и у нас в СССР. Так вот, как-то вечером, я сидел в своей комнате в общежитии и напряженно слушал какую-то передачу, лавируя ручкой настройки между бурлящими шумами глушилки и голосом диктора. Громкость приходилось делать большой, т. к. иначе голос было не разобрать. В этот момент открылась дверь, и в комнату зашли трое членов комиссии ректората. Они инспектировали общежития и заходили посмотреть жизнь и быт студентов. Никогда до этого таких рейдов не было.
Я мгновенно выключил приемник. Один из членов этого "патруля" преподавал
у нас историю КПСС, читал лекции. Не буду, пожалуй, приводить здесь его
фамилию, назовем его "Ч...". Но я запомнил ее на всю жизнь. Он очень
любезно поздоровался, прошелся по комнате, подошел к окнам, огляделся с
довольным выражением заботливого дяди. Потом как бы невзначай
поинтересовался, в какой группе я учусь, и моей фамилией. Я ответил. Со
словами "Молодцы ребятки. Теперь пойдем дальше..." он и его спутники
вышли из комнаты. В последний миг я поймал на себе его колючий взгляд.
Его глаза были как будто отдельно от выражения его лица. Маленькие,
зоркие зрачки. Они были недобрые – волчьи. На летней сессии, когда до армии мне оставалось всего несколько деньков, я сдавал экзамен по истории КПСС. Преподаватель валил меня, как бульдозер. Да и, признаться, эту историю я не особенно-то и знал. Экзамен я не сдал. В конце он наклонился ко мне поближе и тихонько сказал: "Ты у меня экзамен не сдашь". Я просто оглох от этих слов. Буквально в предпоследний день перед отправкой я пришел на пересдачу, но и опять он меня завалил. В армию я уезжал с тягостным ощущением. Итак, наступил август 1989 года. Я стоял у деканата физфака и изучал расписание пересдач для студентов, вернувшихся из армии. В графе "История КПСС" значился какой-то незнакомый мне преподаватель. Ладно, думаю, попробую. В назначенный день я пришел на экзамен, но каково же было мое изумление, когда я увидел в аудитории того самого "Ч...". В этот день он подменил назначенного преподавателя. Я взял билет и сел готовиться. Состояние у меня было какое-то невообразимое. Вместо этих треклятых апрельских тезисов Ленина у меня в голове поднялся настоящий хаос. Я понял, что, не смотря на проявляющуюся в стране "оттепель", тут, в НГУ, ничего так и не изменилось. Выходит, что, не прогнувшись под коммунистическую идеологию, мне просто не дадут получить университетское образование. Но ведь есть же другая, настоящая, интересная история! Не все же наше прошлое состоит из надуманной, серой и бестолковой демагогии. Зачем нас инфицируют этим ядом?! Я не смирюсь с этим. Я не прогнусь, пусть даже это будет стоить мне научной карьеры и будущего... Я молча встал, спокойно прошел мимо стола преподавателя и положил билет. Открывая дверь, я услышал вслед: "Если вы еще не готовы, приходите в следующий раз по расписанию". Уши мои не слышали. Глаза не видели. Я шел спокойно, уверенно и ровно, как идет самоубийца к краю своей пропасти. Я знал, что иду по этому коридору в последний раз. Эти стены больше никогда уже не примут меня, по крайней мере, как студента. Я зашел в деканат и сказал, что хочу забрать документы. Я даже не узнавал свой голос. Все происходило как-то нереально, словно не со мной, в плохом, липком тумане. Помню, как методистка уговаривала меня не спешить и подумать. Потом вышел декан С.Н. Диканский и стал выяснять причины моего ухода. Я что-то говорил ему, нес какую-то ерунду. В это время я был где-то совсем далеко, за пределами этого мира. Мое тело стояло тут само по себе, беспомощно, одно. Я даже не помню, что говорил. Я не помню, как ехал домой, я не помню, как прошел остаток дня. Я был на грани какого-то срыва. Я стоял на краю. Я начал осознавать, что сделал, возможно, самую большую ошибку в своей жизни. Я не мог понять, почему я так сделал. Самым тяжелым было сказать обо всем родителям. Они-то в чем виноваты? Мне было жаль их. Позади меня зияла черная пропасть. Назад пути нет, все мосты сожжены. Впереди я видел очевидный и прямой путь. Я буду осваивать новую стезю. Я начну новую жизнь и никогда больше не буду оглядываться назад. Я начну все с самого начала! Так я перестал быть физиком. Я поступил на первый курс, на кафедру вычислительной техники факультета Автоматики и Телемеханики Электротехнического Института (НЭТИ) на вечернее отделение. Я устроился туда и работать, по знакомству моей бабушки, Нины Вениаминовны. У нее был знакомый заведующий кафедрой автоматики – Анатолий Сергеевич Востриков. Мы предварительно созвонились и приехали с отцом к нему домой. Он внимательно выслушал мою историю и предложил работать лаборантом на вычислительном комплексе факультета. Позже я узнал, что попал в лабораторию одного из крупнейших по тем временам специалиста в области микропроцессорных систем Александра Васильевича Савватеева.
Я старался не оглядываться в свою старую жизнь и бросил все силы и
энергию на освоение совершенно новых направлений. Я утопил себя в
работе. Дни и ночи я изучал архитектуру и логику построения
микропроцессорных систем. Я не давал себе даже мига вспомнить о физике,
об НГУ. Иначе это нещадно мучило меня. Я просто душил себя работой.
Нередко я оставался в лаборатории на ночь. Через некоторое время появились первые результаты. Саша поручил мне разработать мультиплексор расширения каналов для нашей кафедральной машины "Электроника-100/60". Я старательно и вдумчиво составил схему и затем спаял две одинаковых платы. Каждая на 16 каналов. Я был горд тем, что они практически сразу заработали, и Анатолий Сергеевич Востриков распорядился, чтобы монтажники пробросили из терминальных классов и других лабораторий коммуникационные линии для подключения их к центральной машине. Все чаще к нам в лабораторию заглядывали сотрудники и студенты, чтобы спросить у меня то одно, то другое. Со временем они шли просто один за другим. У меня появилось множество знакомых. Я чувствовал, что у меня начал появляться авторитет в глазах других сотрудников кафедры. Но я-то понимал, что мой уровень – это пока еще миллиметр по сравнению с тем небом, которого, как минимум, я хотел бы достичь. Поэтому я продолжал и продолжал изучение микропроцессорных систем и языков программирования. Чем больших высот я достигал, тем выше и выше я поднимал свою планку. Учеба на вечернем отделении шла своим чередом. После университета уровень НЭТИ давался мне играючи. Но на третьем курсе я вынужден был на год приостановить учебу в связи с тем, что затяжная жизнь "на износ" истощили меня до предела. Утром к 8 утра должен был приезжать на работу, запускать кафедральную машину. Примерно к пяти-шести часам вечера работа заканчивалась, но в семь начинались учебные занятия на вечернем отделении. Домой я возвращался в одиннадцать, а то и в половине двенадцатого ночи. Так каждый день, включая субботу.
К тому времени я уже женился, и у нас с Людмилой родилась дочь Виктория.
Страна в это время переживала уродливые муки перерождения.
продолжение следует ...
25.12.2008 г. [Назад] |
|
