[Назад
к историям]
Ангар
Однажды, во время службы в армии со мной произошел такой случай.
Я служил помощником начальника секретного отдела в одной из частей
ракетных войск стратегического назначения, под Семипалатинском. В
войсках РВСН к режиму секретности особые требования. Я служил
секретчиком и имел допуск второй категории. Вообще говоря, я не имею
права разглашать никакую информацию, имеющую отношение к секретности.
Но, думаю, два фактора все-таки позволят мне продолжить рассказ.
Во-первых, никаких государственных секретов я тут не раскрою. Во-вторых,
того государства, которому я давал присягу, больше нет. Кроме этого,
истек срок действия всех моих подписок о неразглашении, ведь прошло уже
двадцать лет.
Существует в секретном делопроизводстве такая процедура – уничтожение
документов. Проводится она несколько раз в год. Для ее проведения
начальник штаба готовит приказ, в котором назначает членов специальной
комиссии. Необходимость уничтожать документы возникает, когда документ
потерял свою актуальность или закончился срок его действия. С этого
момента документ никому уже не нужен, в нем нет необходимости. Он
снимается с учета и регистрируется в журнале удаленных документов. Факт
уничтожения подтверждается специальным актом с подписями членов
комиссии. Скажу еще, что не все ненужные документы уничтожаются.
Некоторые помещаются в специальный секретный архив на вечное хранение
или на 25 лет. Такие архивы накапливаются у нас, но каждые пять лет
передаются в хранилище армии.
Я привлекался к работе комиссии как непосредственный исполнитель
экзекуции.
Уничтожение всегда проводилось путем сожжения в специальной печке,
которая находилась на некотором удалении от здания штаба. Это была
сварная железная печка, наподобие "буржуйки".
Все начинается с того, что комиссия собирается в помещении секретной
части. Начальник секретной части берет документ, громко зачитывает его
наименование и регистрационный код. Члены комиссии ставят галочки на
своих экземплярах приказа. Зачитав название, начальник секретной части
кладет документ в специальный открытый чемодан, разложенный на стуле тут
же. Предварительно все члены комиссии удостоверяются, что изначально
чемодан был пуст, чтобы исключить несанкционированное уничтожение.
Когда все "приговоренные" документы окажутся в чемодане, его опечатывают
печатью ответственного лица, и вся комиссия отправляется на улицу, на
сожжение.
Обычно сожжение длится около часа или больше. Офицеры стоят полукругом,
курят, рассказывают всякие истории, анекдоты. Это повод беззаботно
пообщаться и отвлечься от служебных забот. Я иногда заглядываю в печь и
ворошу клюкой неподдающиеся, слежавшиеся пачки листов.
Печка находилась возле ограждения большого антенного поля. Говорили, эти
антенны служат для связи с командным пунктом генерального штаба. В сотне
метров вдоль ограждения находился большой ангар. Я обратил внимание, что
дверь его была распахнута. Я решил прогуляться и посмотреть, что там.
Ангар представлял собой большой склад оборудования связи. Он был битком
забит какими-то стойками, размером с приличный холодильник, бухтами
кабеля, секциями антенн, кронштейнами, огромными радиолампами и прочими
узлами, о назначении которых я и не догадывался. Добра было много.
С детства я с благоговением относился к технике и в особенности – к
электронной. У меня ярко выраженный технический склад ума. Мне всегда
легко давались технические задачи. Мне с детства нравилось разбираться
во всяких механизмах и схемах, смотреть устройство и принцип действия
игрушек, замков, приемников. В общем, к технике я всегда был
неравнодушен.
И вот, тут такая удача – столько всякого добра! Я рассмотрел несколько
близлежащих модулей. Они все были напичканы радиодеталями. Мне пришла
мысль, что, возможно, тут удастся найти четыре диода для сигнализации.
Дело в том, что я как-то предложил нашему старшине сделать новую
сигнализацию на оружейную комнату полка. Та, что установлена сейчас,
была старая, ревела непрерывно, и у нее не было начальной паузы
выжидания. Старшина идею сразу одобрил. Зам по вооружению – тоже. Я
серьезно отнесся к делу и спроектировал схему, заложив в нее некоторые
ноу-хау: периодический сигнал, с регулируемым начальным периодом тишины,
возможность работы как от сети 220В, так и от автомобильного
аккумулятора. В нормальном режиме аккумулятор слегка подзаряжался и не
требовал специальной подзарядки. Детали для схемы собирали всем миром.
Один прапорщик принес звуковой сигнал от старого автомобиля, кто-то
принес понижающий трансформатор, конденсаторы и реле. Не хватало только
выпрямительных диодов на блок питания.
Почти все оборудование в этом ангаре было новое. Мне не хотелось что-то
ломать ради этих диодов, а искать их прямо сейчас времени не было. Я
решил заглянуть в ангар как-нибудь вечером, когда будет время.
К вечеру этого дня у меня появилось пара часов перед баней. Все офицеры
уже ушли. Я взял щипцы, отвертку, закрыл помещение секретной части и
пошел к ангару.
Со времени моего ухода тут точно кто-то побывал – дверь была закрыта и
завязана на жгут многожильной алюминиевой проволоки. Несколько секунд я
постоял в нерешительности, но потом развязал проволоку и открыл дверь.
Так как время шло к вечеру, в ангаре было уже темно. Настолько темно,
что в первые минуты я вообще ничего не различал. Немного постояв, чтобы
привыкнуть, буквально на ощупь я стал пробираться вглубь. Еще днем я
запомнил, что вдоль левой стены было что-то наподобие коридорчика,
ведущего вглубь ангара. Очень осторожно, коротенькими шажочками я
медленно пробирался по этому коридорчику. По пути осторожно ощупывал
стоящие на полке устройства. Длинная полка находилась на высоте моего
пояса и продолжалась вдоль всей левой стены. Она вся была заставлена
оборудованием. У меня было какое-то интуитивное ощущение, что то, что я
ищу, находится в глубине, почти в самом конце.
Я пробирался долго, но аккуратно и тихо. И вот, пройдя мимо каких-то
металлических листов, почувствовал, что слева на полке стоит
полуразобранное устройство. Нащупав на полке свободное место и слегка
подпрыгнув, я забрался на полку и оказался прямо рядом с этим
устройством. У меня был с собой коробок спичек, но их там было всего
пять. Я зажег одну и разглядел группу мощных диодов, привинченных к
конструкции. Хорошо, что у меня хорошая зрительная память, дальше я все
делал в темноте по памяти.
Диоды были прикручены добротно. Еле-еле мне удалось открутить три.
Четвертый все никак не давался. Я зажег еще одну спичку. Увидел, как
можно по другому перехватить его щипцами.
В этот момент прямо сзади меня, за стенкой послышался шелест гравия.
Кто-то шел вдоль ангара к его входу. Я замер. Шаги дошли до входной
двери, и вот, в просвете двери появился силуэт в офицерской фуражке.
Человек зашел в ангар и некоторое время молча стоял неподвижно. К этому
времени я уже привык к темноте и различал некоторые очертания.
Человек порылся на полке возле двери и потом осторожно направился по
проходу в мою сторону.
– Вот еще нелегкая принесла, –подумал я.
Что же ему тут надо? Может быть, меня кто-то видел, и теперь разыскивает
патруль? В этом случае лучше сразу сдаться, я ничего плохого пока не
сделал. Можно отделаться парой нарядов. Если же я начну сознательно
скрываться, тогда, может быть, даже и гауптвахтой не отделаться.
Нужно понять, что происходит. А вдруг это не патруль? Вдруг это просто
какой-нибудь прапорщик пришел на склад за каким-то оборудованием? В этом
случае я просто пережду тут тихо и потом выберусь. Тогда почему он один
и без освещения?
Человек осторожно, почти крадучись, продвигался по проходу в мою
сторону. Вот до него уже метров десять. Нужно решить, какие варианты
действий допустимы для меня в такой ситуации. Но мои действия зависели
от намерения этого человека. Если бы хоть знать, кто это. Пока ничего не
стоит делать. Я стал дышать мягче и осторожнее, чтобы не быть
услышанным.
Нет, он не за оборудованием пришел. Слишком тихо крадется. Может это
вор? Какой смысл сдаваться вору?
Я все так и стоял, наклонившись над устройством с щипцами в руках,
повернув голову ко входу. Человек продолжал медленно приближаться ко
мне. Вот до него остается меньше метра. Он замер и смотрел в мою строну.
Я чувствовал его дыхание.
Опять мелькнула мысль, что он меня видит. Может, я объясню ситуацию и
скажу, что искал тут диоды для полковой сигнализации. Ничего такого в
этом нет. Тем более, что ангар был практически открыт. Любой любопытный
мог бы зайти.
Я затаил дыхание, перестал дышать вообще. Очень медленно опустил голову,
чтобы светлое лицо было труднее заметить в темноте. Тепло лица тоже
могло меня выдать. Человек стоял непосредственно передо мной.
Удивительно, как он меня не чувствовал. А может быть, все-таки
чувствовал и хотел поймать и готовился, чтобы схватить?
Во мне шла борьба. Как поступить? Сдаться или таиться? Ни одно решение
не могло возобладать. Очень уж дорого могла обойтись ошибка.
Человек устало переступил ногами, повернулся назад и нащупал руками
металлический лист. Послышался протяжный лязг. Он вытащил один лист и
медленно начал продвигаться с этим листом обратно к выходу.
Напряженность, достигнув своего пика, сразу разрядилась. Я все так и
стоял, затаив дыхание. В висках уже задавило, и легкие готовы были
взорваться от желания вдохнуть свежий глоток воздуха. Еле сдерживая
себя, я вдохнул ртом очень осторожно и тихо.
Неужели пронесло! Вот это передряга! Но я так и остался незамеченным.
Все-таки я не ошибся и не сдался попусту.
Бывает же такое!
Добравшись до выхода, человек еще пару минут провозился возле двери, а
потом вынес лист и захлопнул за собой дверь. Судя по всему, снаружи он
ее как-то запер. Потом его шаги стали удаляться все дальше и дальше,
пока не стихли совсем. Я вывернул последний диод, сунул его в карман и,
спрыгнув с полки, стал пробираться к выходу.
Подозревая самое ужасное, что меня заперли снаружи, я категорически не
позволял себе впасть в панику. Безвыходных ситуаций не бывает. Бывает
только граница допустимых решений. В конце концов, есть небольшие
окошки, правда они с решетками. Тут полно всяких железяк, которые можно
как-нибудь использовать, чтобы выбраться. Может быть, попробую снять
дверь с петель. Ну, в самом крайнем случае, буду рыть подкоп. Я
выберусь, это точно! Той или иной ценой, но я выберусь.
Ангар представлял собой длинную полукруглую конструкцию, максимальной
высотой около шести метров. На высоте примерно трех метров вдоль стен
виднелись небольшие окошки и, при большом желании, я мог бы в них
втиснуться. Отсюда было плохо видно, и я решил пробраться к ним ближе.
Множество наваленных конструкций позволили сделать это с умеренным
трудом.
На окнах оказались решетки с ячейками, в которые спокойно проходил
кулак, но, за ней была наварена витая металлическая сетка. Кроме этого,
размер окошка был все-таки слишком маленьким, чтобы я в него пролез.
Хорошо, один вариант отпадает. Но это только один вариант! Никакой
паники, все под контролем – от этой мысли самому стало смешно.
Когда сюда теперь придут люди? Может, к этому времени я уже от голода
сдохну. Можно, конечно, стучать по стенам, греметь. Наверняка со
временем кто-нибудь услышит. Но это прямой путь к аресту. Пусть это
останется на самый крайний случай, когда уже арест будет за счастье.
В кромешной темноте я спустился с железных конструкций и пробрался к
двери. Сквозь щелку виднелась не то дужка замка, не то жгут проволоки. Я
разбежался и даванул ее плечом. Никакого результата. Дальнейшие попытки
показали, что это не способ.
Так! Главное не тратить силы и время попусту. Это снизит боевой дух.
Сейчас главное – не терять надежду. У любой задачи есть решение. Нужно
просто его найти.
Подкоп. Все мы знаем историю, читали средневековые романы. Герои
выбирались из застенков, прокапывая под землей порой больше десятка
метров. Чем я хуже? Пробравшись в одном месте к стене, я нащупал грунт.
Оказалось, что стены ангара стоят на сваренной металлической решетке.
Поэтому зона в метр от стены - неприступная. Кроме этого, гравий копать
оказалось очень непросто. Это не просто гравий, а естественный
каменистый грунт. Такой нужно сначала разбивать кайлом, потом выгребать.
Хорошо! Оставим этот вариант как запасной, на случай, если ничего уже не
останется.
Я снова пошел к двери. Что еще можно предпринять? Самое главное, не
останавливать попытки. Нельзя сдаваться! Я еще раз всмотрелся в дверную
щель. Небо было уже темным, наверное, появились звезды. На горизонте
виднелся отсвет восходящей Луны.
Ширина щели составляла максимум сантиметр. Тут я вспомнил, что, когда
заходил сюда днем, мне на глаза попался деревянный клин. Он валялся на
земле прямо напротив двери. Что, если его кончик вставить сюда и
забивать в дверь? Результат не совсем очевиден, но почему-то хотелось
попробовать. Пошарив по земле, вскоре я нашел заветную деревяшку.
Вставив ее в просвет, напротив замковых ушек, я несколько раз навалился
всем весом, расперев щель раза в два. Теперь я увидел, что дверь была
закрыта снаружи на жгут проволоки, который был скручен внизу. Как бы его
раскрутить? Он так близко!
Если бы было полотно ножовки по металлу, тогда распилить проволоку –
минутное дело. Но полотна тут не было.
Я разыскал какую-то тяжелую железяку и стал долбать по клину, распирая
дверную щель. Она расширилась сантиметров до трех. Ага! Если еще
постараться, можно просунуть и руку. Тогда я смогу распутать проволоку.
Только для этого клин нужно вбить ниже, а то так будет неудобно.
Ударив по клину сверху и снизу несколько раз, я раскачал его и выдернул
обратно. Дверь вернулась в прежнее положение. Примерившись, я вставил
распорку ниже и стал забивать ее железякой изо всех сил. Щель
расширилась сантиметров до четырех. Ладонь уже вот-вот пройдет, нужно
совсем чуть-чуть расширить. Еще несколько ударов практически не помогли.
Дверь только потрескивала в тесном проеме. Обливаясь потом, я начал
неистово наносить удары по деревяшке. Как бы только не сломать клин!
Вот ладонь туго начала протискиваться. Царапая кожу, мне удалось
протолкнуть ее наружу. Это уже победа! Пока непонятно, к чему все это
приведет, но это достижение. Хоть ладонь уже на свободе. Не дай Бог,
теперь дверь сорвется или клин выскочит. Тогда моей руке конец.
Я начал пытаться пальцами распутывать проволоку. Делать это было очень
непросто, движения слишком ограничены. Вот если бы хоть на миллиметр
расширить просвет! Я еще немного потеребил проволоку пальцами, потом
выдернул руку и решил попробовать еще расширить просвет.
К сожалению, дальнейшие удары по клину уже не помогали. Клин входил в
щель, и кромки проема вырезали в нем стружки с обеих сторон. Деревяшка
оказалась слишком податливой.
Размяв пальцы, я снова протиснул ладонь наружу. Пальцы двигались уже
ловчее. В щель я увидел, как над горизонтом поднимается большая полная
луна. Она была очень кстати, потому что на ее фоне скрученная проволока
была хорошо различима. Была только одна проблема. Я не мог понять, в
какую сторону закручена спираль проволоки. Поразмыслив немного, я пришел
к выводу, что, действительно, это определить невозможно. Можно, наверное,
даже какую-нибудь теорему придумать по этому поводу – по тени спирали
невозможно определить направление ее завивки. Придется нащупывать все
пальцами.
Время шло невероятно быстро. Оно словно ускорило свой ход. Мне даже
трудно сказать, сколько я провозился с этими проволочками, наверное,
около часа, возможно больше. Разворошив пучки, я по одной отгибал их по
кругу. В конце концов, я почувствовал, как проволока вдруг дернулась.
Она ослабла. Теперь осталось только немного выпрямить ее, чтобы ушки
двери смогли освободиться. Все-таки я выбрал правильный путь.
Вот уже почти все готово. Чтобы не повредить руку при открывании двери,
я решил выдернуть ее. Выпрямившись и утерев пот со лба, я толкнул дверь.
Проволока выскочила из ушка и дверь отворилась. Не веря такому счастью,
я наконец-то вышел!
Какое блаженство ощущать над собой бесконечный простор ясного, звездного
неба! Прохладный воздух такой свежий и чистый. Хотелось
раскинуть руки и полететь. После кромешной темноты ангара все вокруг
было таким ярким и ясным. Я различал каждую травинку, как днем.
Какое счастье было вновь ощутить свободу! Это невероятно, но ведь я
выбрался!
Ужин, конечно, давно пропустил. Баня уже тоже закончилась.
Мне еще нужно обязательно закрыть секретку. А тут еще недавно был приказ
начальника здания никого не впускать после шести вечера. Поговорю с
дежурными, они меня давно знают. Секретку никак нельзя оставлять
неопечатанной на ночь. Ключи обязательно должны быть сданы. Иначе мне "кердык".
Поднимаюсь на крылечко штаба, захожу в холл. А тут как раз начальник
здания чихвостит дежурных. Некоторое время его налитые глаза буравили
меня. Потом он громогласно гаркнул:
– А вам кого тут нужно, товарищ сержант?
– Я секретчик 8-го полка. Мне необходимо сдать под охрану помещение, –
ответил я.
– Вы знаете, сколько сейчас времени? Вы ознакомлены с приказом, что в
здании никому нельзя появляться после шести, кроме как по приказу
начальника штаба?
– Так точно, товарищ полковник.
– Кру-у-угом! Шаго-о-ом марш!
– Товарищ полковник, будет нарушен режим секретности, мне необходимо
сдать под охрану штаб и секретную часть.
– Только, если мне позвонит твой начальник штаба.
– Он сейчас в командировке, с ним никак не связаться.
– Сержант, ты будешь со мной препираться?
– Товарищ полковник, я есть в списке лиц, кому разрешен доступ в здание.
Вы можете проверить.
– Если через минуту ты не уйдешь, вызову караул, получишь десять суток
ареста, – взревел он, и далее, обратившись к дежурным:
– Если хоть один человек без моего ведома окажется в здании, я вас обоих
запеку на губу! Все поняли? Этого сержанта не пускать, – он показал
пальцем на меня.
– Время пошло! Марш в казарму! – рявкнул он, продолжая испепелять меня
взглядом.
Похоже, тут я понимания не найду. Бесполезно разговаривать. Я вышел и
направился в сторону казармы. Через несколько секунд я услышал, как дверь вновь открылась и захлопнулась. Полковник тоже вышел и пошел в эту
же сторону.
Вот уйду я сейчас в казарму, а секретка останется неопечатанной. Завтра
придет командир полка или любой офицер и увидит, что штаб не опечатан,
секретка тоже не опечатана. Это будет серьезный прокол. Это нарушение
режима секретности. Такого никак нельзя допустить. Сейчас полковник
ушел, может еще раз зайти и попросить дежурных пропустить меня? Они же
меня знают. Я свой!
Вдоль дорожки был высажен плотный декоративный кустарник. В него можно
юркнуть незаметно, в темноте полковник не заметит. Через мгновение, сам
испугавшись своего поступка, я оказался за кустами. Притаившись, я
дождался, пока полковник пройдет. Когда он скрылся из виду, я выскочил и
помчался к штабу. Подошел к проходной и попросил парней пропустить
меня.
– Я же свой, – говорю, – Нельзя нарушать режим секретности. Мне нужно-то
две-три минутки. Я быстро.
Парни молча закрутили головами. Похоже, полковник их крепко отчихвостил,
они такие понурые. Ни в какую не соглашались.
Ладно, – говорю, – парни, я на вас не в обиде. Понимаю, что он тоже вас
гауптвахтой припугнул.
Вышел я на улицу и решил обойти здание с торца и посмотреть, не горит ли
окошко у моего приятеля Вовки Маширичева – секретчика соседнего полка.
Мы с ним вместе в учебке в Алейске учились на секретчиков.
Смотрю, на втором этаже в Вовкином окошке чуть-чуть теплится свет.
Значит Вовка на месте, не открыл полковнику. Молодец! Я сложил руки в
рупор и тихонько крикнул:
– Вовка!
Еще и еще раз. Не слышит, глухня! Закрыл окно, хотя лето на дворе! Как
же его достать? Бросить бы ему ключи, он бы опечатал секретку, закрыл
штаб и сбросил бы их обратно.
Я подошел к стене здания. Тут на первом этаже находилось небольшое
крылечко с козырьком и ажурными боковыми решетками, по которым вился
редкий плющ. Руки сами схватились за решетку, и через минуту я стоял
возле стены на козырьке. Отсюда до второго этажа было рукой подать.
Близко-то близко, только вот держаться совсем не за что. Только за
канавки между кирпичами. Пристроив кончик сапога в удачный скол кирпича
и приспособив руку в удобном месте, я понял, что, если оттолкнуться, то,
может быть, мне удастся ухватиться за край железного подоконника
Вовкиного окна.
Хорошо прицелившись и выдохнув, я сделал рывок и с первого раза
ухватился-таки за край подоконника. Дальше оставалось подтянуться на
руках и еще, чтобы Вовка открыл окно. Я подтянулся до уровня стекла и
увидел Вовку, который, склонившись, сидел за столом с настольной лампой
и что-то писал, наверное, письмо домой. Долго так висеть будет тяжело.
Сдавленным голосом я громко прокряхтел:
– Вовка, открой окно!
Он вскинул голову и невидящими глазами начал озираться во все стороны.
Он не видел меня и не мог понять, откуда голос. Сколько мне тут еще
висеть! Назад падать неохота...
И тут, вдруг, я осознал свое положение
как бы со стороны.
Вот вишу я сейчас, еле держась обеими руками за подоконник второго
этажа. До этого я часа два в темноте открывал рукой запертую снаружи
дверь ангара. До чего я докатился? Судьба, словно слетев с рельс,
понесла меня куда-то под откос! Что еще ждет меня впереди?! Кто бы мог
предположить сегодня утром, что в этот день будет столько приключений!
Я еще раз почти крикнул:
– Вовка, открой, это я!
Вдруг он подпрыгнул на стуле, отскочил к стене и побледнел.
– Вовка!
Спустя несколько секунд, он открыл, наконец, окно и помог мне
вскарабкаться внутрь.
– Ты так меня напугал! – вскричал он. – У меня светит лампа, за окном
ночь, и вдруг я различаю за стеклом чье-то лицо. Страх такой, что у меня
просто волосы дыбом встали! Я реально чуть в штаны не навалил! Потом
только тебя узнал...
Когда отдышался, я рассказал ему обо всех своих сегодняшних
приключениях, показал оцарапанную руку.
От Вовки я поднялся на свой третий этаж, опечатал секретку и закрыл
штаб. Ну, вот и все, моя миссия выполнена.
После этого я уже спокойно, привычным шагом спускался по лестнице. Когда
меня снова увидели дежурные, у них даже лица вытянулись от изумления. Но
они промолчали.
Я ощущал себя агентом 007! Не спеша сдал ключи и с чувством выполненного
долга пошел в казарму. Было уже почти двенадцать ночи...
Эпилог
В заключение скажу, что я сделал свою сигнализацию. Ее установили в
оружейной комнате. Все остались довольны. Командир полка даже назначил
мне премию в размере 20 рублей (это при месячном довольствии сержанта 12
рублей) и свидетельство о рацпредложении (которое мне тоже впоследствии
пригодилось). А через девять месяцев я демобилизовался из армии.
03.01.2007 г.
[Назад] |